С золовкой все эти годы общение шло не очень: она не уставала попрекать нас тем, что когда-то выручила. При любом случае, удобном или нет, она об этом вспоминала. Она со смехом рассказывала, что мы с мужем были похожи на прибившихся бомжей, и как ей было жалко нашего ребёнка. Ей нравилось рассказывать, как мой муж просыпался в пять утра и шёл на работу пешком, у него не было на проезд, а просить было стыдно.

Когда муж подарил мне на день рождения кольцо с бриллиантом, золовка с улыбкой сказала, что глядя на меня, спящую с грудным ребёнком на диване в её кухне, она и подумать не могла, что когда-нибудь у меня могут появиться бриллианты.

Муж золовки, который тогда впустил нас в свою квартиру, ни разу об этом не вспомнил. Ни разу не упрекнул. Жену пытался одёргивать, но это было бесполезно.

Золовке даже не приходило в голову, что с ней будет, если её брак прекратит своё существование. У них были проблемы, ради решения которых золовка ещё раз родила, но стало только хуже. Они всё-таки развелись. Золовка, забрав детей, перебралась к матери. Это меня с грудным ребёнком свекровь не готова была терпеть, а для дочери с двумя детьми двери её квартиры всегда открыты.

Вроде, золовке бы прикусить язык. Мы с мужем из того дерьма, по уши в котором были, выгребли. Мы смогли изменить свою жизнь. Тогда мы поклялись, что подобное больше никогда не повторится, и делаем всё, чтобы так оно и было. А золовка что раньше ничего из себя не представляла, гордилась квартирой бывшего мужа и помощью нам, что сейчас она ноль без палочки.

Нам нужен был месяц. Один месяц. Золовка же живёт с матерью третий год. Они вчетвером в однокомнатной квартире, старший ребёнок золовки в подростковом возрасте, и до недавних пор она не видела в этом трагедии.

Под предлогом её бесценной помощи, оказанной нам много лет назад, помощи, за которую мы ещё тогда честно расплатились деньгами и работой по дому, золовка просит, чтобы мы забрали к себе её старшего ребёнка.

В комнате свекрови за шкафом прячется двухъярусная кровать. Уроки подросток делает на кухонном столе, другого места нет. Ему нужна отдельная комната, и наша гостиная прекрасно подойдёт. Свекровь тоже напоминает, что в своё время её дочь нам помогла, теперь наша очередь.

Я не чувствую себя чем-либо обязанной золовке. И не могу позволить, чтобы её ребёнок жил с нами. Ребёнок золовки — копия матери, такой же расхлябанный человек. А если я не смогу нормально помочь, не смогу его терпеть у нас дома, то лучше не начинать. Муж меня поддерживает.

Мы считаемся неблагодарными. Нас кормили, спальное место выделяли, терпели, не гнали, а мы сейчас платим чёрной неблагодарностью. Может быть. Просто сомневаюсь, что кому-то понравится, если мы заберём к себе старшего золовки и будем вести себя с ним точно так, как вела себя с нами его мать.

Мы неблагодарны и по отношению к моим родителям. Отец серьёзно болел, его жена звонила, требовала с меня деньги, угрожая лишением наследства. Я ответила, что пусть лишают. Мать умудрилась продать квартиру, купить другую в браке и машину молодому мужу, потом они долго это всё делили при разводе, маме нужны были деньги на юриста. Мы не дали ни копейки.

Если бы золовка тогда хотя бы немного старалась прикусывать свой острый язык и хоть чуть-чуть думала перед тем, как говорить, может мы бы сейчас не стали отказывать. Ей ничего не стоило проявить капельку сочувствия вместо того, чтобы упрекать нас в рождении ребёнка не имея своего угла. Ей стоило посмотреть в зеркало: она, тоже без угла, родила двоих, но себя осуждать не возьмётся. Зачем, если можно осуждать нас. Записано со слов Карины.